|
»В этой книге нет ничего от биографии. Я не чувствую в себе призвания биографа, заглядывающего в будничную жизнь, расспрашивающего очевидцев и внемлющего их свидетельствам. Мне посчастливилось разговорить Рихтера, и мне показалось правильным представить читателю собранные мною его высказывания в форме, с большим тщанием преобразованной, надеюсь, не в ущерб достоверности. Все переданные им мне дневниковые записи составляют семь толстых школьных тетрадей со сплошь исписанными страницами. Читатель увидит, что хотя Рихтер очень мало говорит о самом себе, его личность проявляется в этих записях. Никаких умствований, просто впечатления, скупые, немногословные, без каких-либо прикрас: автор не описывает встреченных им людей, страны, по которым путешествует, пейзажи, которыми любуется, музеи, события, мысли, толпившиеся в его голове при чтении книги и уж тем более свои турне. Он довольствуется скупым и правдивым описанием — нередко язвительно-горьким, порою восторженно-пылким — своих впечатлений от концерта, оперы, прослушанной записи. Суждения Рихтера о музыкальном мире и музыкантах отличаются порой крайней язвительностью, производящей тем более сильное впечатление, что выражены кратко и без обиняков. Пусть же те, кого они могут задеть, примут во внимание, что убийственный юмор Рихтера, его горячность в критических оценках столь же свойственны ему, как и восторженность, и обращены прежде всего против самого себя. Замысел настоящей книги тесно переплетается с замыслом фильма «Рихтер непокоренный», о трудном рождении которого, происходившем одновременно с созданием книги, я поведал читателю. В ходе монтажа, продолжавшегося целый год, он подвергался многочисленным корректировкам. Я намеревался предварить финальную сцену небольшим эпизодом, в котором, выступая в роли представителя публики, я появлялся в кадре, брал руки Рихтера в свои и спрашивал его: — Эти съемки стоили вам больших усилий? — Ужасных... — Спасибо, Маэстро. Эпизод был волнующий, но лишний, и я убрал его из окончательного варианта фильма, ибо не было нужды пояснять, как я и публика признательны ему за все, чем он одарил нас». Бруно Монсенжон
|
